Мы медведи

ТЕЙЛИ

Она знала, что она одна и не одна одновременно.

Еще до того, как она пришла в себя, она знала это. Как только ее глаза открылись, она в этом убедилась.

Верхушки деревьев были неразличимы в густой темноте.

Она подняла голову, и в ней запульсировала боль. Она дышала прерывисто и неглубоко, будто не могла отдышаться.

Взгляд вниз - даже это было достижением, из-за пульсирующей боли в основании черепа. Тогда она обнаружила, что в еще большей беде, чем предполагала.

Учитывая, что на ней было только нижнее белье, ей должно было быть как минимум холодно. Но ее кожа ощущалась по-другому, так что она не могла почувствовать холод.

Потому что она была вся в крови.

Она потянулась к глубинам своего сознания в поисках имени, места, любой идентифицирующей информации.

Ничего.

Но она от чего-то бежала. От чего-то, что все еще было там. Что-то, что жаждало ее жизни.

Если бы только она могла вспомнить, что…

Она закашлялась. Она испугалась, что из легких потечет кровь. Слава Богине, этого не произошло.

Пламя в ее голове угасло, превратившись в раскаленные угли. Достаточно, чтобы она смогла подняться, медленно, шатко, как будто она была младенцем, впервые вставшем на ноги.

Она не верила, что сможет бежать. Но звуки, которые она начала слышать только сейчас, говорили ей, что придется.

Вой. Вопли.

Правая нога впереди левой ноги, левая нога впереди правой ноги. Правая нога, левая нога, правая, левая, как в каком-то забытом детском стишке. Ее мать, кажется, напевала ей это давным-давно.

Кто ее мать?

Кем была она сама?

Еще один вой, долгий и настойчивый.

Волки.

Правая нога, левая нога, быстрее, быстрее...

Тейли.

Она - Тейли. Тейли Харрис.

Правая нога...

Тейли Харрис. Семнадцать лет.

Левая нога...

Нет, восемнадцать. Восемнадцать лет, исполнилось 31 августа, три недели назад.

Вой.

Потребуется время, чтобы привыкнуть к новому возрасту. Но сейчас, когда нужно избежать смерти и вспомнить, кто она такая, она не могла позволить себе отвлекаться.

Она споткнулась и упала, порезав колено о, должно быть, неровный камень. Инстинктивно, вопреки здравому смыслу, она вскрикнула от боли.

Звук пронзил ночь, выделяясь на фоне воя. Тихий звук. Человеческий крик.

Она ненавидела кричать. Но она часто это делала.

К сожалению, некоторые вещи ее пугали.

Большинство вещей, если быть честной.

Кровь стыла в жилах, она чувствовала это. Но она должна была продолжать двигаться.

Теперь ей было холодно. Засохшая кровь делала конечности, казалось, чужими, но она не могла подпустить врагов. Она хромала так быстро, как только могла.

Утихает ли вой? Могли ли уши обмануть ее?

Скорее всего, они ее обманывали. Она не могла доверять своему слуху. На самом деле, она меньше всего доверяла своим чувствам.

А ведь ей всего восемнадцать.

Она видела заголовки газет, некрологи.

Они мелькали у нее перед глазами, раня сильнее любой боли в голове.

Если она не выживет, если она умрет здесь, ее семья ничего не узнает...

Ее семья.

Сколько их было?

Трое. Их было трое.

Одно воспоминание о них облегчало страх.

Представить их всех?

Нет, слишком много работы для восстанавливающегося мозга. Тогда по одному.

Отец. Натаниэль. Любил шахматы. Прекрасно пел оперу, даже если ему приходилось придумывать слова, чтобы звучало по-итальянски.

Это все, что удалось вспомнить.

Мать. Гретхен. Всегда помогала Тейли с домашним заданием по математике. Недавно занялась стрельбой из лука.

Какие-нибудь полезные воспоминания? Не слишком ли многого она просит?

Правая нога, левая нога - теперь она была быстрей.

Возможно, даже достаточно быстрой, чтобы выбраться живой. Не невредимой, но живой.

Сестра. Шарлотта. Одиннадцать. Знала слишком много для своего возраста. Эти глаза. Слишком мудрые. Слишком грустные.

О, Шарлотта. Я скучаю по тебе.

Как она могла скучать по тому, кого только начала вспоминать?

В ее семье все были волками.

Но она никогда не слышала, чтобы кто-то из них так завывал.

Продолжай бежать. Не останавливайся. Даже не думай. Полсекунды, полминуты промедлений, и все может закончиться.

Если она переживет это, то до конца жизни будет разговаривать сама с собой.

Люди будут считать ее сумасшедшей.

Никто не захочет становиться с ней парой.

Никто даже не попытается.

Не то чтобы это имело значение, пока она не сможет перейти в волчью форму. Она никогда не видела, как выглядит в волчьей форме. И ей уже нетерпелось.

Как она могла зацикливаться на этом в такой момент?

Недалеко позади раздался хруст веток.

Паника охватила ее.

Она обернулась. Ничего не было видно.

Ее глаза адаптировались. Может быть, она все-таки могла им доверять?

Хоть немного.

Тем не менее, она не узнала этот лес. Конечно, ей еще многое предстояло исследовать в своем родном штате - каким бы он ни был...

Правая, левая, правая, левая, бежать, бежать, бежать...

Она говорила голосом своей матери. Как будто что-то из "Матушки Гусыни".

Правая, левая, правая, левая, беги, беги, беги. Правая, левая, правая, левая, пока не рухнешь.

Вашингтон.

Вот оно.

Олимпия, Вашингтон.

Ну, это не Олимпия, не Вашингтон.

Что означало, что это было... где?

Никто не воет.

Никакого воя. Она напрягла свои позорные человеческие уши. Ничего не было слышно.

Боль в колене утихала, но боль в голове возвращалась.

Ей отчаянно захотелось узнать время.

Если бы она знала который час, то могла бы определить, сколько осталось до рассвета.

Но звезд не было. И луны. И никакого воя.

Фактически, единственными звуками были ее собственное шуршание в кустах, ее неровное, непоследовательное дыхание, ее бешеное сердцебиение.

В остальном - тишина.

В этот момент ее левая нога попала под удивительно прочный сук, и она перевалилась через него.

Голень ударилась о ветку, и в тишине послышался тупой треск кости о дерево.

Она ахнула. Выдавая себя.

Но кто в этой тишине может искать ее?

Слишком рано для такой мысли.

Хруст. Сильный хруст, совсем рядом. Хруст листьев под тяжелой, очень тяжелой ногой.

Почти наверняка не человеческой.

Потом еще одна. Другая нога.

Потом еще раз.

И еще раз.

И снова.

Тейли не могла пошевелиться. Голень жгло, а нога была зажата под деревом. Все, что она могла сделать, это не выругаться вслух.

Что-то шло за ней.

Что-то приближалось.

Что-то было здесь.

Она дико взвыла, но не сдвинулась с места. Она застряла.

Застряла. Парализована.

Как будто страх недостаточно парализовал ее.

Где же, где же ее волчья форма?

Хруст. Хруст. Хруст.

Сейчас самое время, волк! Сейчас самое время!

Хруст. Хруст. Хруст. Хруст.

Покажись! Защищайся!

Она даже попыталась закрыть глаза и визуализировать его.

Снова хруст.

И она все еще была человеком.

Хруст и хрипы. Шарканье. Шуршание меха.

Но не волчьего. Очевидно, это существо двигалось не как волк.

Оно было иначе сложено.

Тейли ломала голову.

Было ли это животное? Настоящее, реальное животное, не оборотень?

Неужели так закончится ее жизнь?

Рычание.

О нет.

Еще одним усилием воли, почти обезумев от паники, она частично обернулась, чтобы хотя бы оказаться лицом вверх, избежав попадания земли в рот.

И в этом простом движении она оказалась лицом к лицу со своим последователем.

Медведем.

Огромный черный медведь, больше всех тех, кого она когда-либо видела, казалось, затмевающий все деревья вокруг, стоял на задних лапах. Он возвышался над ней.

У нее пропал дар речи. К счастью, она не смогла закричать. Но и ничего другого она сделать не могла.

Кроме как беспомощно смотреть в его глаза. В сверкающие золотые глаза, смотрящие на нее.

Осознание снова укололо ее - осознание своей наготы, своей ужасной уязвимости, чужой крови на коже. Чья это была кровь, она не могла даже предположить.

Все это вихрем пронеслось в ее мозгу, пока она смотрела на медведя. Ее мысли в вихре метались туда-сюда.

Медведь, стоя на задних лапах, сделал еще один шаг. Тейли почувствовала, как резко откидывается назад.

И приготовилась к худшему.